Философа циника Диогена больно побили. Народу не понравилось, что он незаслуженно надел на голову лавровый Олимпийский венок. – « Нельзя! – сказал народ – Ты, что – чемпион, что ли? Ты не Чемпион – ты говно!»
- Почему и отчего? – мгновенно возразил философ – Я надел этот венок потому, что победил собственную бедность, изгнание, забвение, а также гнев и печаль, голод и страх, и самое трудное – одиночество… Мои ужасные противники посерьезнее тех, что встречаются в Олимпии…
- Народ как всегда призадумался и стал мирно расходиться, но тут Диоген сам все испортил. Дело в том, что один юноша из толпы, как нарочно, взял да и испустил громко газы. Циник ударил его палкой, крича – «Ах дрянь, ты еще ничего не сделал великого, а уже начинаешь презирать Мое мнение?» Тут Диогена все и поколотили. – « И это они называют воспитанием?» - думал философ, убегая, как ветер с Понта. Оглядываясь на уродливые, искаженные яростью лица людей, Диоген не смог сдержаться и опять подумал – « И они еще смеют считать себя детьми Богов? Неужели Боги не смогли создать, что- либо более прекрасное?»
- Вечером Диоген свернулся калачиком, в каком то темном углу на городской площади, собираясь уснуть, но в голову лезли невеселые мысли и прогоняли сон. Нарядные, цветастые как ковры, афиняне толпами слонялись по площади, радостно кричали, приветливо целовались и обнимались, угощали друг друга винцом и горячими пирожками с требухой, и только у одного Диогена во всем городе нестерпимо саднили синяки и шишки. Рядышком остановились две начинающие провинциальные гетеры, без особой ловкости подергали худыми голыми бедрами и попросили за услуги мелкую монету. – « Эх, девки пригожие - сказал Диоген, - я дал бы вам все золото мира, но могу поделиться лишь мудростью…» – Да пошел ты дядя в Харибду, со своей демагогией! – послали его гетеры и умчались туда, где можно без труда достать себе и женщин и вина.
- Философ- циник невольно издал вздох сожаления и горько улыбнулся – « Дурень думкою богат…» – в десятый раз повторил он знаменитую ахейскую поговорку, и решил на завтра крепко попридержать собственную мудрость, не вываливать ее навстречь каждому поперечному греку. « Почему люди так охотно подают хлеб калекам, а философам нет? Да оттого, что каждый понимает, что инвалидом он может стать запросто, а вот философом, врят ли…»
- – « Ага! – раздался рядом, чей то злобный голос, - Ты неуч, невежа Диоген, а все учишь, все философствуешь…»
- Послушай, прохожий… - мирно начал Диоген, - даже подделываться под мудрость – уже философия!
- Если ты, Диоген, убедишь меня в этом, то так и быть - поверю!
- Да если бы я смог тебя убедить, о, прохожий! То давно бы заставил повеситься! – вскричал циник и отвернулся.
- С площади по прежнему доносились ужасные вопли страшно красивых горожан. Диоген ворочался в своем грубом и шершавым плаще, подтыкал его с разных сторон, но легкий, счастливый сон, палочка-выручалочка сон, сон мотылек, сон пирожок, сон пончик, сон персик – не шел. Не являлся. Не выручал как обычно, а, напротив, в голову лезли и втыкались непрошенные, незваные, горькие как ржавые гвозди, мысли…
- - … недавно, сам великий Платон обозвал его дураком… Платон философствовал по поводу своих новых идей и употребил такие слова, как « стольность « и « чашность». Диоген естественно возразил, дескать, « Что касается меня, то стол и пустую чашку, Платон, я вижу вполне отчетливо, а вот стольность и чашность – нет». На что Платон, как, всегда надувшись от гордости, ответил - Здесь нет ничего мудреного. У тебя Диоген есть глаза, которыми ты можешь увидеть и стол и чашу, а вот ума, чтобы увидеть стольность и чашность, явно не хватает! «
- Диоген впервые в жизни не нашел что ответить, и густо покраснев убежал. Зато в следующий раз, он Платона срезал так, что мало не покажется! Этот самый гордец Платон, увидев Диогена, моющего только что надерганную в чужом огороде морковь, подошел и тихо сказал – « Служил бы ты нашему царю, не мыл бы себе морковь». А циник, так же тихонько ему ответил - « И ты, Платон, если бы мыл себе морковь, не служил бы своему царю…» - хорошо срезал, нечего сказать! Второй раз он уел его еще лучше… Платон, как всегда витийствовал в компании преданных учеников. Диоген подошел поближе, вытащил из-за пазухи крупную, жирную, керченскую селедку, и стал размахивать… ученики Платона дружно уставились на селедку. Тогда Диоген, выждав паузу, сказал – « Несчастная копеечная селедка, положила конец всем рассуждениям великого Платона!» - но то было уже в далеком, славном прошлом,- что прошло, то стало мило, настоящее уныло…
- - … если быть до конца честным, то я несчастен… - горько подумал Диоген. – У меня совсем ничего нет… Мою знаменитую Бочку и маленький огородик, в котором я выращивал себе овощи, сожгли и разорили хулиганы мальчишки… у меня нет жены, пусть даже такой уродливой и злобной как у Сократа, у меня нет денег на гетер, и я вынужден заниматься рукоблудием…У меня был друг, однажды он пригласил к себе в гости, а вокруг такая нестерпимая роскошь, что просто плюнуть негде… и я плюнул ему прямо в Лицо, сказав, что это самое бедное место в его доме… был преданный раб, но и он убежал невесть куда, а я только сказал – « Если раб не нуждается в Диогене, то почему Диоген должен нуждаться в рабе?» Быть сегодня циником вообще трудно, настоящих циников мало, особенно в Греции, где все только и мечтают о роскоши и наслаждениях… и даже я, философ Диоген, сейчас мечтаю о том же…
- Внезапно он увидел мышку. Обычную, скромную, серую, нет, не крыску, а Мышку, которая весело суетилась около крошек от его нищенской лепешки.
- Диоген с размаха стукнул себя по лбу, воспрял духом и стал громко, так чтобы услышали и на площади, себя ругать и срамить – « Как смеешь ты так думать, Диоген?! Мышь радуется остаткам твоей трапезы, а ты, благородный философ-циник, плачешь и скулишь, что не валяешься сейчас пьяным и обожравшимся свининой на мягких шелках-бархатах?! Мышь радуется больше чем философ? Философ радуется меньше мыши? Так нет же, лучше я и впредь буду, есть с мышами, а говорить с людьми, а не наоборот! «
- Серая Мышка слушала речи Диогена и кушала, а люди на площади как всегда смеялись…