Аз есмь - Минотавр! Наследный принц Крита, сын царя Миноса и царицы Пасифаи.
Я выше среднего роста, гибок, мускулист и правильно сложен, кожа у меня оливковая, лоб широкий, открытый и в меру высокий, глаза черные, небольшие, глубоко посаженые, брови густые, тоже черные и выразительно очерченные. Сразу затрудняюсь сказать, какой формы у меня нос. На мой собственный взгляд, он скорей великоват, нежели мал, чуточку приплюснут и слегка нависает над верхней губой. Рот у меня большой, красивые, толстые губы почти всегда красные, а зубы на удивление все белые и ровные. Мой друг Икар, как-то сказал, что подбородок у меня тяжеловат, я тотчас нарочно посмотрелся в зеркало, но определить так ли это, не смог. Лицо скорее квадратное, чем овальное. Волосы черные, от природы вьются колечками, притом изрядно густые. Уши короткие, округлые, не оттопыренные, правильной формы, а над ними выступают два прекрасных, цвета полированного черного дерева, рога. Так что голова у меня можно сказать не страшная, а даже красивая.
На моем лице запечатлелось привычно досадливое, горделивое и чуть насмешливое выражение, потому многие в Кносском дворце считают меня заносчивым, нелюдимым и вспыльчивым, что не соответствует действительности. На самом то деле - я ленив, мечтателен, сексуален и всецело поглощен своей собственной судьбой. Вот что я, Минотавр, с полным чистосердечием думаю о своей внешности, и о своем характере, и, надеюсь, мое представление о себе недалеко от истины.
Сказать, что я одинок, значит не сказать ничего. В последние годы, а мне ведь уже восемнадцать! люди проходят мимо меня как актеры в театре - представление окончилось, хор ушел, сцена опустела, а на скамейках амфитеатра остался всего один зритель, то есть Я.
Мой единственный друг Икар, сын мастера Дедала, афинянина Дедала, часто скрашивает мое одиночество. Он тоже одинок, хотя пропасть между ним и другими мальчишками острова значительно мельче, чем моя. Он одинок, как сын чужака, хитрого, преступного Дедала, я одинок, потому что все считают меня Не Человеком. Для всей Греции я являюсь священным ритуальным животным - Минотавром, Человекобыком, или Быкочеловеком. И все оттого, что у меня на голове растут два небольших рога, и мой член несколько больше обычного размера. Народ критский это пугает, меня нет. Они видят в том дурное предзнаменование, я нет. Ну и что, что?! Подумаешь - два рога? Эка невидаль? На себя бы посмотрели - у кого пузо горой, у кого дырой, кто косой, кто хромой... народишко так себе...
Вот кто действительно красив, так это мой друг Икар. Он младше года на четыре, с прекрасными рыжими волосами, с большими зелеными глазами, коротким, вздорным носом, толстыми эфиопскими губами и белой как морская пена кожей. Характер у Икара конечно самый вредный и вздорный, повадки плебейские, шутки нахальные, воспитания практически никакого, да и что можно ожидать от провинциала? Говорят, у них в этих захолустных Афинах, все такие... Но, в природном уме ему не откажешь. К тому же у него есть чувство прекрасного - он единственный кто не бежит в ужасе от моих рогов, а наоборот, любит их гладить, почесывать, полировать мелким песочком...
- “ Как дела? “ - спрашивает он по утрам.
- Нормально... - отвечаю я. - “ Обосрались все буквально!!! “ - весело кричит он, и ему смешно. Я тоже, как дурак улыбаюсь и подставляю рога. Он крепко, по-мужицки, ухватывает, и сильно оттолкнувшись от земли взлетает в воздух и перепрыгивает через меня. Я, нарочно взревев, делаю вид что бодаюсь, но Икар опять крепко ухватывает и вскакивает мне на спину. Я чувствую его черствые пятки у себя на загривке, набычиваюсь, лягаюсь, взбрыкиваю, но ловкий мальчишка уже опять в воздухе. Он делает прямую стойку на рогах, вытянув в струнку носочки и прогнув спину. Мы замираем. От восторга. Мы одно целое - Минотавр и Икар. Затем, он кубарем скатывается на землю, и мы идем в Лабиринт завтракать.
Я тонко нарезаю ломти копченой свинины, изящно наливаю в золотые кубки милетское вино, рассыпаю горсти устриц, горки маслин, свежего сыра и снопы душистой петрушки...
»Ешь, ешь, - пока рот свеж, помрешь, так колом не воткнешь...» - говорит Икар, запихивая в горло целые охапки хлеба, ветчины и чеснока. Еще он любит все мазать хреном с горчицей - например, сыр с хреном и горчицей, осетрина с горчицей и хреном и т.д. Только крутые яйца он ест, почему то без всего, ничем не смазывая и даже без соли - такие вот у него вкусы. А что делать? Икар мой друг. Он единственный, кто видит во мне человека.
Еще мы любим играть в асики. Это такая азартная игра в кости коими полны все закоулки Лабиринта. Берешь пяток хороших сухих черепов, одну увесистую берцовую кость, и, отойдя шагов на десять, прищурившись, с размаху кидаешься костью в черепушку. Кто больше разобьет с одного раза, тот и выиграл. Честная, мужская игра, но и тут Икар меня обжуливает, яблоко от яблони... не зря он все таки сын этого хитроумного Дедала. Еще мы любим бегать на перегонки, ловить рыбу, купаться в море и подглядывать за голыми девчонками. Чаще всего, это мои прекрасные сестрички - Акакаллида, Ариадна и Федра. По три раза в день они прибегают на пустынный пляж и, не оглядываясь, с громким писком и визгом сбрасывают свои роскошные юбки, окунаются в море, быстро, трясясь от холода, вылезают и долго гоняются друг за другом играя в пятнашки. У старшей сестры Акакаллиды, надо честно признать, великолепная, большая, тугая грудь с соском, похожим на бронзовый наконечник копья… у Ариадны, толстая, выпуклая, белая попка и две изумительных, цвета рыночной сметаны, ножки… у малолетки Федры выделяется еще не покрытый курчавыми волосиками, отменно выпуклый и раздвоенный как персик, лобок. Конечно, они были красавицами, мои сестры. Мой друг Икар корчился при виде них как жаба, и весь, дергаясь и извиваясь, жалобно стонал - ... Во, им бы... сейчас... во бы им...
Я был горд и доволен. По нашему древнему критскому закону, я мог жениться на любой из них, но больше всех мне нравилась смачная, овальнокрупая, мечтательноглазая, похожая на телку Ариадна. Что же касается мучений Икара, так я только посмеивался. Пройдет еще два, три месяца и мальчишка, конечно же, сыщет себе какую-нибудь портовую шлюшку или разбитную рыбачку. Но я ошибся - Икар не дождался рыбачки, а влюбился. В кого бы вы думали? Мой друг, влюбился в Минотавра!
Началось все с того, что Икар вдруг перестал грубить и осыпать меня народными прибаутками и пословицами. Речь его стала более правильной, исчезли все эти пресловутые, набившие оскомину - “гонишь”, “прикинь”, «короче», “блин” и т. д. За пиршественным столом, он внезапно перестал рыгать, вытирать сальные руки о собственные волосы и кидаться костями в случайных прохожих. Лежа на пляже, он перестал, подчеркиваю п е р е с т а л, подглядывать за голыми девчонками, и даже прогонял их нарочно громко свистнув, или рассмеявшись во все горло.
Вечерами он неохотно шел домой, беспрестанно оглядываясь на меня и вздыхая. Дело было вовсе не в гомосексуальных наклонностях мальчишки, у нас на Крите этим никого не удивишь! Правда заключалась в том, что Икар созрел для любви, а я был рядом. Человек создан так, что должен кого то любить, испытывать нежность, делиться самым сокровенным. Человеческое “ Я “ одиноко и его можно разделить только с любимым существом. Нет ничего таинственнее любви, почему из сотен прохожих, равнодушно проходящих мимо, мы выбираем одну, или одного? И сами ли мы выбираем? Может это делают за нас Боги? Как иначе понять то, что объяснить невозможно?
Как я уже говорил, Икар любил брать меня за рога, гладить, щупать, прижиматься всем телом. Однажды, он, запинаясь, розовея и потея, попросил меня показать ему мой Член. Дескать, он никогда еще не видел настоящий Быкочеловеческий член, и хочет глянуть хоть издали. Я вынул и показал. Икар покраснел как клубника, протянул руку, потрогал и подергал. С тех пор Это вошло у нас в привычку. Но ничего большего мы себе не позволяли, хотя часто, лежа в тени жаркого ежевичного куста, представляли из себя картину двух молодых, вовсю фонтанирующих китов.
Так шло время. Неотвратимо приближался праздник весеннего Жертвоприношения. Я - Минотавр, был главным героем предстоящего действа. Этот праздник, содрогаясь, трепеща, приближала как могла вся Греция. На самом маленьком, величиной с пуговицу, островке именем моим пугали младенцев, что уж говорить о Крите! Островитяне только о том и судачили, что будет, да как. Толпами осаждали Лабиринт, подглядывали во все щели, воровали на память различные мелкие, но дорогие для меня вещицы, глазели на наши “икарийские” игры, с криками ужаса разбегались, стоило мне чихнуть, или не приведи Бог! зарычать.
Меня это раздражало, но в тайне, я был горд и счастлив. Что ни говори, а только раз в год мои рога полностью оправдывают мое существование. Мне предстояло сыграть роль свирепого, кровожадного Чудовища, великого пожирателя дани, ритуального насильника и убивца семерых юношей и семерых дев. Невинные жертвы специально отбирались и свозились со всей страны ради меня. Только для меня. Я был их Богом, они моими жертвами. Народ жадно требовал зрелища. Народ хотел собственноручно накормить Бога своей лучшей плотью и кровью. Они отдавали мне дочерей и сыновей, чтобы не отдать себя. В этом заключалась их великая мудрость и не менее великая трусость. По улицам носили красочные хоругви с надписью - “ Народ и Минотавр Един!”или “ Минотавр - неизбежен!”или даже - “ Минотавр - Ум, Честь и Совесть Нашей Эпохи!”
Когда то, несколько лет назад, еще до моего самого первого жертвоприношения, царь Минос сам спустился в Лабиринт и как всегда ласково и чуть назидательно сказал - “ У тебя растут рога, скоро Вам тринадцать! Не горюй... Не мы это выдумали, сынок... Раньше то, много веков назад, народ был проще и добрей. Люди поклонялись священной козе Амалфее, которая вскормила молоком самого Зевса. Твоего, между прочим, любимого дедушку, а моего божественного отца. В те времена в жертву Амалфее приносили пропитанные медом лепешки, цветы и свежие веточки оливковых деревьев. Теперь все иначе. Не нам судить, но кто то ведь выдумал чудовище Минотавра еще до твоего рождения. Жрецы говорят, ты был всегда, народ верит и требует крови. Крепись, сынок, вот тебе на, мама конфетку дала...”
Царь Крита величественно удалялся, а я знал, что он говорил мне неправду. На самом то деле, в давние времена, в жертву Богам приносили ни какую не траву и лепешки, а самого Миноса! Каждые семь лет, а случись недород, и раньше, царя, то разрывали на части, то пронзали копьем, то рубили двухлезвенной секирой-лябрисом, кололи в пятку отравленной стрелой, сжигали на костре, топили в море, или торжественно сбрасывали с обрыва. Живой царь Минос мог все. Единственное, чего он не смел, так это избежать смерти. Царь в полном и единственном смысле - отдавал свою жизнь за народ. Естественно, так долго продолжаться не могло - желающих стать царями заметно поубавилось. Тогда то и вышел на сцену, бедолага актер Минотавр, т.е. Я.
Это были горькие мысли. Кому она нужна эта ваша крито-микенская, правда, то? Виноват я, что научился читать на стенах Лабиринта полустершиеся надписи? Их сам черт не разберет, а я научился, даром, что животное. Там еще похлеще было сказано, дескать... “ЧУДИЩЕ ОБЛО, СТОЗЕВНО И ЛАЙАЙ, СИРЕЧЬ АНТРОПОС ЧЕЛОВЕЦЕМ ИМЕННУЕМЫЙ, ОПРИЧЬ НА БГОВ ДЕРЗНУЛ РУЦУ НАЛОЖИТЬ, АКИ ПЕС СМЕРДЯЩИЙ!” и т. д. и т. п. Аж мороз по коже! Крепко выражались наши предки, ничего не скажешь...
Если говорить о событиях сегодняшнего дня, то совершенно очевидно, что каждый настоящий грек считает за величайшее счастье быть принесенным в жертву Богам! И хватит об этом. Надоело. Куда запропастился мальчишка? Уж праздник близится, а Икара все нет...


. . .

Мой старик, папаша Дедал, ну до чего нуден стал. Куры и то дохнут со скуки. - “ Я гений! Гений! гений Я!” - с утра до вечера твердит, а на самом то деле уже давно одной ерундой занимается. Раньше то, оно может, и взаправду было, а теперь точно нет. Какой-такой это гений будет по всему птичьему двору перья сбирать, да в грязный мешок ложить? На кой? Или все напрочь считать заставляет, дескать - “ если в день съедать три куриных яйца, то в месяц это будет - девяносто яиц, в год одна тысяча девяносто пять, а в десять лет - десять тысяч девятьсот пятьдесят шесть яиц…» Чушь, какая то, кто нам даст бесплатно яйца? а он говорит - тренируйся! Лучше бы чему дельному научил, а то до сих пор дураком хожу, образования никакого, воспитание уличное, дворовое, языков иностранных не знаю, пишу с ошибками, в носу пальцем ковыряю, откуда хорошим манерам взяться, коли родной отец Гений? Только все бормочет себе под нос и бормочет, чертит, что то щепкой на песке и тут же пяткой стирает, чтоб значит никто не углядел. А кому надо? Одевает меня жутко, кормит помоями, сплю, где придется, деньги на карманные расходы у него не выпросишь - нет у него денег и все, хоть волком вой. -“ Гений, а без порток!” - соседи дразнятся. - “ Вот, заплаточник афинский идет!” - кричат. Обидно. Мы с отцом хоть и чужаки, а тоже люди. А уж прежние заслуги у него таковы, что на десятерых потянут - Лабиринт кто им построил? Мастер Дедал - вот кто! Но этим критянам разве что докажешь? - “ Критянин злодей, старого добра не помнит!” - так у нас в Афинах говорят, оно и верно. Не уважают нас, не любят, потому, как денег не платят, и во дворец не приглашают. Зло затаили. А все оттого, что отец присоветовал царю Миносу бычком к царице Пасифае явиться, и что, дескать, у них из того ничего путного не вышло, а родился рогатый младенец Минотавр. Глупости болтают, чушь городят, порожняк гонят! Не при чем здесь мой папаша! Все знают, царевич Минотавр родился от самого Посейдона. Он Бог - Минотавр, я то точно знаю... У него под мышкой примета есть - родинка черная, а на ней по древнему - “ БОГ “ написано. Я сам видел. Он мне показывал! А еще он сильней самого сильного героя! При мне, прямо так взял и бросил в воду скалу, да такую, что не поднять! А еще, он все на свете знает, о чем ни спроси... а еще у него рога, во какие... он самый, самый добрый, и меня даром хочет выучить на философа. Ты говорит, Икар, смышленый, и хватка у тебя есть, так почему бы тебе известным афинским философом не стать? И в самом деле, почему? И мы тоже к солнцу тянемся, хоть без порток, да в шляпе…