Стены Трои, построенные самим Аполлоном, разрушить было невозможно. Перелезть тоже было трудно. Бог незримо присутствовал за крепостными зубцами и невидимо давал в зубы каждому, кто пытался. Греки отлетали от стен, как слепни от коровы. Истекал десятый год осады. Кое-кто из героев большой, дружной семьей успел обзавестись, детские пеленки в Скамандре стирал. Многие общались с зажиточными троянцами, а уж все многочисленные праздники точно справляли сообща. Девки троянские тайком, бегом в ахейский лагерь пробирались и без начинки не возвращались. Греки свежей морской рыбкой приторговывали на троянском базаре, а что? Дело житейское, и на войне каждый жить хочет не хуже чем всегда. Еще два, три года такой вооруженной борьбы, и война сама собой растворилась бы без осадка. Царь Менелай равнодушно смотрел на чужую, зрелую тетю Елену, Предводитель Агамемнон построил роскошную трехэтажную мраморную дачу на берегу, Одиссей спокойно уехал бы домой, поле боя заросло дубами, на могиле Ахилла рдели алые маки, маки…
Но, грозные, бессмертные Боги, решили иначе. Известно – грек предполагает, а Зевс располагает! Первым, кому эта гениальная идея пришла в голову был герой Прил, вторым был мастер Эпей, а уж подытожил все, как всегда и везде, хитроумный Одиссей.
- Хорошо бы нам, о, братья, тайком пробраться в эту самую Трою, например в деревянном Коне… вроде его мы им даром подарили… - сказал Прил.
- Не в коне, а в Баране! – вскричал Эпей, - на барана гвоздей меньше пойдет, баран компактнее…
- Нет… - возразил Одиссей, - Бессмысленные подарки дарить глупо. Надо дарить и говорить всегда только то, что люди хотят получить и услышать! На конях троянцы пашут, баранов пасут, а вот любят и уважают они одну жирную свинину. Принюхайтесь, о братья! - Чуете?- вся Троя напрочь, свиным шашлыком пропахла! Кругом у них окорока, ветчина, отбивные с кислой капустой, сосиски, хрящики, поросята с хреном и со сметаною, копченое сало, а вместо благородного вина, всегда и везде, это жуткое бочковое пиво… Свинью им надо подложить, братья, одну Огромную Деревянную Свинью!
- СВИНЬЮ? – переспросил Агамемнон, и вдруг улыбнулся. За ним расхохоталось все войско. Герои падали от смеха на землю, корчились и, давясь, передавали друг другу, – Наш Одиссей опять отмочил… накось, чего удумал – СВИНЬЮ, говорит, троянцам ПОДЛОЖИТЬ!!!
На этом все споры кончились. Древнегреческий воятель Эпей принялся возводить Свинью. Свинья должна была быть достаточно вместительной, реалистичной, и в тоже время передавать весь пафос подарка. Лучше всего, конечно, было бы изваять ее из мрамора, или на худой конец из бронзы, поставить свинью на дыбы, посадить сверху золотого Агамемнона с лавровым венком в протянутой руке… мечты… мечты… Эпею как всегда пришлось самому наступить себе на горло и делать то, что велят и за что платят. Сбили из бревен грубый остов, притащили кучу струганных досок и стали обшивать как корабль, - кромка на кромку. Свинья получалась не дюже красивая, но крепкая и вместительная. В конце концов, добиваться от свиньи особой красоты и изящества было также нелепо, как из блудницы делать жрицу. В деревянную свинью смело входило пятьдесят отборных воинов, куча стрел и копий, десять ведер вина, пять локтей колбас и много козьего сыра. На боку свиньи было искусно, очень крупными и красивыми буковками вырезано посвящение – « Сие благородное животное, прими в Жертву, о, Великая Богиня Афина! От отбывающих от стен троянских, несокрушимых греков! От молящих домой возвратиться, ахейцев… Слава тебе Богиня! Слава, супер-слава!»
Рано утром весь греческий флот спешно снялся с якоря и растаял в морской дымке. На пустынном берегу среди разнообразных куч мусора и отбросов возвышалась огромная ДЕРЕВЯННАЯ СВИНЬЯ. Робкие в душе троянцы весь день смотрели на нее в перископ, осторожно постреливали из луков, кидались издали камнями,… затем, осмелев, пустили в разведку вихрастых мальчишек, которые, дразнясь и вихляясь, подбежали к свинье, и сразу же с плачем отпрянули – вблизи свиньища казалась огромным мрачным чудищем. – Не свинья, а Соловей-Разбойник!
Наконец, отворили ворота, и троянцы всей гурьбой вывалили на дикий берег. Царь Приам, зажимая нос надушенным платочком, прозрачными старческими глазами осмотрел Изваяние, и оно ему понравилось. Он любил и умел принимать неправильные решения. Когда-то отдал своего сына Париса на съедение диким зверям, из-за чего тот вырос грубым и необузданным, и до самой смерти, не умел ни читать, ни писать, - приютил вероломную прекрасную Елену, - теперь вдруг, неожиданно для всех, первым подошел к вражеской Свинье и нежно погладил шершавой сухенькой ладошкой.
- Однако, очень, очень хорошая СВИНЬЯ! Приказываю, отвести ее в город и поставить у фонтана! – сказал Приам и топнул посохом. – Да она, ни в какие ворота не пролезет… - сказали придворные. – А мне плевать, стену разберите, что хотите, то и делайте, а чтоб моя личная СВИНЬЯ у фонтана стояла! Ни у кого в Малой Азии такой большой нет, а у меня будет! Это не обычная свинья, а восьмое чудо света, понимать надо?!
Возразить было нечего, троянцы облепили ее как муравьи и потащили.… Вмешалась, было, вещая Кассандра, закатила безумные глаза, резким, неприятным как у чайки криком застонала, выдрала когтями волосы, вопя – «Кровь вижу! Ужас! Мрак! Конец света! Убейте СВИНЬЮ! Она сожрет ваших детей!!!» – но Кассандре как всегда никто не поверил, в Трое все, от мала, до велика, считали Кассандру городской дурочкой и терпели из жалости.
Вторым, был прорицатель Лаокоон. Могучий, весь в бородавках, крутолобый, дикий как утес, он проревел – Соотечественники, убьем СВИНЬЮ! Она символ нашей погибели! Она несет затмение древней троянской цивилизации! Разрушим СВИНЬЮ до основанья, а затем… растащим на части, поделим поровну и устроим веселый погребальный костер! Товарищи! Не верьте, ахейцам, дары приносящим…
Лаокоон поднял копье и метнул его изо всех сил в бок Свиньи. Огромное копье легко пробило тонкие доски, внутри свиньи раздался отчаянный жалобный крик, и сквозь щели закапала на горячий песок, кровь… Троянцы загудели, как шмели и стали надвигаться на Свинью.
Греческие герои внутри задрожали от страха. Ваятель Эпей плакал и в тысячный раз спрашивал себя – «Ну, какого кальмара, я полез в эту паршивую свинью?» Мрачный Менелай теребил густую как лопата бороду. Красавец Неоптолем хищно оскалился и выдернул меч. Диомед молился. Свирепый Антикл был готов выскочить из свиньи и начать неравный бой. Хитроумному Одиссею ничего на ум не шло кроме древнего, жизнеутверждающего изречения – «Мертвые, сраму не имут!»
Спасение пришло из вне. Море забурлило и на берег выползло сразу тридцать три змея. Тридцать три Змея, хищно вертя головами и с шипом раскрывая каменные пасти, набросились на крепколобого Лаокоона и стали медленно дергать его за бородавки в тридцать три стороны. Несчастный прорицатель Лаокоон извивался в непереносимых мучениях. Ему было очень, очень больно, этому Лаокоону. На помощь бросились его сыновья Антиф и Фимбрей и стали руками оттаскивать змеев. Но Змеи завились вокруг и тридцатью тремя способами стали с особой циничной жестокостью, мять, душить, ломать Лаокоона и его малолетних сыновей… Зрелище было ужасным, наслать такую напасть могли только Боги, это и ежу понятно. Троянцы в благоговении опустились на коленки и не вставали, пока все тридцать три змеи не удалились.
Царь Приам, шаркая иксообразными ногами \ печальное последствие детского рахита/, еще раз подошел к Свинье и внимательно прочел начертанное на боку Посвящение. – « Сие благородное животное прими в жертву, о, Великая Афина!!!»
Приам погрозил народу пальцем и сказал, – Ну что, допрыгались? Будете еще экспериментировать? Этот отщепенец Лаокоон посмел в саму Афинскую СВИНЬЮ копье бросить! В кого бросаете? На кого руку поднимаете?! Супротив Богов идете? Меня не слушайтесь? Приказываю в последний раз – убрать благородное животное цветами, постелить ковры и торжественно, с музыкой, национальными танцами, гимном и почетным караулом ввести в город и поставить у фонтана!
К вечеру СВИНЬЮ приволокли в Трою. Народное гулянье было в разгаре. Женщины плели гирлянды из роз и с нежными улыбками украшали Свинью. Мужчины беспечно пили пиво и жевали копченые ребрышки. Дети визжали, собаки лаяли, старики блаженно хихикали…
Прекрасная Елена, подошла вплотную к Свинье и принялась шутить. Коварная и жестокая как все красавицы, она стала подражать голосам каждой из жен греческих героев по очереди. Когда Одиссей услышал родной голос Пенелопы, он чуть было ума не лишился. Вскочил, но тут же сел и стал палец себе выкручивать, чтоб не было так больно. Диомеда пришлось связать. Героя Антикла придушить. Стиснув зубы, слушали мужья голоса своих любимых жен и хмелели и млели без вина. Вволю позабавившись, Елена, виляя как обычно пышными бедрами, удалилась во дворец к своему новому товарищу по партии любви – прекрасному юноше Деифобу.
Поздно ночью, крепко устав от пиров и веселья, троянцы, наконец, угомонились и улеглись спать. Тишину не нарушал даже лай собак и вопль кошек. Было темно, как у циклопа в глазу. Герой Антенор тихо выполз из Свиньи, огляделся, залез на стену и зажег яркий смоляной факел. Это был условный знак грекам, которые давно подгребли к берегу, и с нетерпением ждали штурма.
Одиссей приказал Эпею открыть люк. Герои без мук, вышли наружу. Теперь они были детьми Свиньи – кровожадными, жестокими КАБАНАМИ. Началась древняя как мир резня.
К утру, от Великой Трои осталось лишь то, что в последствии археологи назовут « культурным слоем».