Как хороша жизнь, когда счастье недоступно, и о нем лишь грубо кричат чайки. Бессмертные Боги, казалось, забыли о существовании Одиссея. Теперь он крепко спал ночью и как ни в чем, ни бывало, просыпался утром, насвистывал что-то бодренькое, наспех чистил зубы щепкой и широко раздувая ноздри, вдыхал аромат только что испеченного пшеничного хлеба. Пенелопа, звучным голосом звала его завтракать, в очаге дымилась похлебка, свежепоглаженная белоснежная туника приятно холодила шею,… раньше было иначе. Двадцать лет подряд Одиссей засыпал и просыпался с ожиданием чуда, каждое утро было началом нового приключения. Подвиг стал ежедневной, привычной и любимой творческой работой. Боги отправили его в дорогу, длиною в жизнь, и только они ведали где, как, и чем, она закончится. Боги, наконец, устали. Им надоело следить за передвижениями одного, отдельно взятого муравья, они опять впихнули его в муравейник и забыли. – « Хороший дом, хорошая жена, что еще нужно насекомому чтобы спокойно встретить старость?» – думали Боги, дивясь собственной доброте.
Люди устроены иначе – они, не могли простить Одиссею пролитой крови. « В Итаке все спокойно, спокойно, абсолютно спокойно!» – кричал ночной глашатай, но это была неправда. Островитяне не замечали своего Царя. Они не говорили больше гневных речей, не устраивали пышных поминок по погибшим сыновьям, не взывали с алтарей с требованием мести - они просто перестали видеть Одиссея. Что из того, что он по давней морской привычке, вразвалку ходил по острову, пытался шутить, рассказывать о своих странствиях, давать хорошие, дельные советы – его никто не слушал, все вежливо кивали, отводили глаза, и, сославшись на неотложные дела, отбегали в сторонку. Одиссей чесал бороду, и пытался в сотый раз внушить себе, что все что произошло, было правдой. Но кому она нужна эта ваша, правда, то? Люди давно жили не по законам, а по совести. Рассудить их могли только Боги, а они были целиком на стороне Одиссея. Он убил дерзких, неистовых женихов Пенелопы по правилам, которые придумали и установили Боги. Женихи пытались разрушить Его мир и были жестоко наказаны, но кто накажет Одиссея, который убил сразу сотню чужих миров?
Глядя на мощную, троеподобную спину жены, на ее гордый упрямый, мясистый затылок, держа в пригоршнях зрелые, как дыни, налитые груди жены, Одиссей думал о том, могло или нет, все сложиться как-то по-другому, иначе, чем теперь? В Греции хватает городов и в каждом, его – некогда молодого и красивого, ждала прекрасная, богатая невеста. Слишком многие прекрасные девы, если не все подряд, хотели выйти за него замуж и стать Царицей небольшого, но хлебосольного острова. При желании, он мог бы даже жениться на Прекрасной Елене, отец то ее, царь Тиндарей, без ума был от его хитрости, но Он, Одиссей, тогда испугался. То, что большинство женщин искусно прятало, в Елене выпукло и зримо выпирало наружу - она хотела и принадлежала сразу всем мужчинам. Прекрасная Елена была - сука в период течки – за ней всегда бежали породистые кобели, и первый догнавший овладевал ею, а остальные только ждали своей очереди. Одиссей не хотел быть не первым, и не последним, у него хватило ума не поддаться на ее чары.
Он женился на Пенелопе, если быть до конца честным, не без помощи того чудесного напитка, от которого и не такие как он, впадали в полный идиотизм и часто совершали самые печальные по последствиям поступки…
Дело в том, что отец Пенелопы, папаша Икарий, первым додумался гнать из отходов водку. Он был скуповат и вечно сетовал на то, что жмых от винограда, все эти раздавленные сочные шкурки и косточки, которые остаются после отжима винограда для приготовления вина, приходиться бесплатно отдавать свиньям. – « А что если?» – подумал как-то раз Икарий, и не отдал жмых свиньям. Он собрал его в большой бронзовый чан, добавил меда и поставил на солнышко. Через три дня, все это запузырилось. Икарий накрыл чан крышкой, замазал края клейким тестом, а сверху приладил длинную медную трубку-фанфару. Затем развел под чаном костерок, и стал ожидать … Он ожидал, сам, не зная чего, но предвкушение было столь обильным, что глаза заслезились, а в одной руке, почему-то оказался большой соленый огурец, а в другой, крепкая каменная чарка. Котел загудел, труба затряслась и из самого дула, вдруг полилась тоненькая прозрачная струйка… Икарий демонически захохотал, подставил чарку, и, не задумываясь, выпил до дна! Выпил, крякнул, занюхал корочкой, захрустел крепким соленым огурцом… с этого, все и началось.
Сидя за достарханом, в гостях у дяди Икария, молодой и глупый Одиссей, хватил подряд три рога нового алкогольного напитка, заел кислой капустой, и ни с того, ни с сего, попросил руки Пенелопы, которая как нарочно крутилась рядом. – « Хочу Пенелопу!!! – упрямо повторил Одиссей, - она такая ма-маленькая, бе-беленькая, пу - пу-пушистенькая… как уточка в прудике..»
У папаши Икария чуть челюсть не выпала. Всем в Греции известно, что Пенелопа дева хорошая, но бедная. Всего два-три воза добра мог дать ей в приданое Икарий, а что два-три воза для такого героя как Одиссей? Ему не меньше шести-семи возов надо… и то мало покажется! – « Не проси, не отдам!» – гордо сказал Икарий и опять разлил. – « Ах, не отдашь? Ну, тогда я, тебе, батя, баню сожгу…» – начал Одиссей и стал чиркать спичками.
В общем, женился тогда на Пенелопе Одиссей, но ведь могло случиться по-другому? – « Судьба играет человеком! Фортуна крутит колесо…» - подумал Одиссей, и удивился собственной мудрости, еще никогда и ни откого не слышал он подобной свежей красивой фразы.
Конечно, он мог жениться на царевне Навсикае, ее тонкие бледные коленки, нежное пузико с наивным рыженьким холмиком, десять тысяч раз снились ему в грешных снах, но… но… но…
Единственно кого он по-настоящему полюбил за двадцать лет странствий, так это была волшебница Кирка с острова Зари. Остров, не отмеченный ни на какой лоцманской карте, внезапно возник на горизонте – казалось, стоит мигнуть и он исчезнет, но он не исчезал, а наоборот, становился огромнее. Горные пики пронзали небо, природа была первобытной, не прирученной, не сглаженной временем. Такого еще никто не видел – это, была настоящая Неизвестная Земля, ступить на которую мечтал каждый мужчина. Быстро подчалили, вытащили корабли на песок и разбрелись. В кустах полно всякой дичи, настреляли кучу пышных индеек, пестрых фазанов, догнали и сшибли камнем из пращи краснозадого страуса, все это нанизали на вертел, зажарили и сьели запивая красненьким из подвалов самого троянского царя Приама. Затем каждый разбрелся кто куда, и занялся тем, во что был горазд.
Одиссей пошел вглубь леса, он любил собирать дикие цветы, нюхать и вспоминать о доме. В центре небольшой поляны он увидел изящный белый цветок с черным стеблем и очень сладким запахом. – « Уж не женьшень, ли это?» – подумал про себя Одиссей и несколько раз глубоко затянулся. Внезапно, рядом послышался отчаянный визг, настырное хрюканье, и на полянку выбежал огромный боров, за которым с дубиной в руке неслась какая то коротконогая, крепкосбитая, неладноскроенная деревенская баба со злым, красным лицом. – « Чего стоишь, мужик? Хватай его за уши, али за хвост! Уйдет, паскуда…» – зло крикнула баба. Одиссей, конечно, ухватил, сшиб с ног, перевалил на спину и только тут увидел на пузе борова отличную трофейную портупею с прекрасным бронзовым мечем в бархатных ножнах. Это оружие было хорошо знакомо Одиссею, он сам недавно подарил меч лучшему загребному на корабле, верному боевому другу и товарищу Еврилоху.
- Это как понимать!? – крикнул Одиссей и ткнул пальцем в портупею. Баба жутко рассмеялась и, уперев руки в боки, прошипела – Ну, до чего я вас, греков, ненавижу… дома им не сидится… все едуть и едуть, баламуты клятые… Только порядок на острове наведешь, как на, тебе, на! Опять приперлись! Птичек моих ненаглядных жрут, в кустах срут, в озеро ссут, груши-яблоки трясут… травку-муравку мнут, амфоры пустые о пеньки колотят! Чуток зазеваешься, под подол лезут, как этот вот бугай… пришлось в грязную свинью превратить…
- - Еврилоха в свинью?!! – вскипел Одиссей, - да я тебя, тетка…
- - Ты, мужик, не печалуйся, я и тебя превращу… Пшел в свинарник!!! - торжественно сказала баба и коснулась Одиссея дубиной.
Но тут как говориться ничего путного не вышло. Нашла коса на камень. Один раз баба ткнула, второй раз ткнула, глянь, а Одиссей как стоял, так и стоит, да еще цветочек беленький нюхает.
- « Нашел, значит, хитрый, супротив меня противоядие?!! « - печально сказала баба, и вдруг изо всей силы хватила себя полбу дубиной. Упала ниц. Тряся бородою, подбежал Одиссей, склонился над бабой и застыл пораженный… под ним лежала белоснежная красавица…волшебница Кирка…
- Поцалуй, меня что ли… - попросила красавица. Одиссей поцеловал. Было что-то в этой незнакомой женщине необузданное, порывистое. – « Ой, девочки! Лечу, лечу, лечу!!!» – закричала вдруг волшебница и еще теснее прижалась к Одиссею.
Так началась их долгая, ненасытная шестилетняя любовь. Только на седьмой год вспомнил Одиссей о друге Еврилохе, о жене Пенелопе и сыне Телемахе. Обманула его Кирка, он то думал, что прошло всего семь дней… Подумаешь, провести семь ночей на халяву в постели с роскошной женщиной, да еще в мраморном дворце на прекрасном острове Зари, какой кретин от этого откажется?! В Греции все знают – «Жизнь дается один раз и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно…» Но, обманула его бессовестная Кирка, сказала семь дней, а оказалось долгих семь лет…
Обман открылся неожиданно… Одиссей зашел в хлев и увидел драгоценный меч Еврилоха. Меч утонул в навозе по самую рукоять. Оружие всегда спасало Одиссея. Не только жизнь, но его честь, и самое главное свободу. Свободу от всей этой нечисти, гадости, подлости и вранья, которого так много скопилось в античном мире. Пожалуй, больше всего в жизни, Одиссей любил оружие. Его прямые, строгие линии, скрытая мощь и явная мрачная красота всегда успокаивали Одиссея. Без оружия он чувствовал себя как лев без зубов, кабан без клыков, пес без ошейника, рыба-пила без пилы…
Увидав Меч в дерьме, Одиссей задохнулся от негодования, комок бешенства накатил как лава. Огромные плечи распрямились, крепкие кулаки сжались, колючая борода встала дыбом, глаза завращались как жернова, живот втянулся.
- Кирка! Моб твою ать!!! Пошто боевое оружие в говне?!! Где этот пидор Еврилох?!! Всем пять суток ареста!!! Распустились, понимаешь… неделю без царя прожить не могут… Я вас научу Грецию любить!!!
В каждой женщине присутствует тайна. В волшебнице Кирке их было три, четыре, пять и больше. Очаровательно улыбнувшись, и встав против света так, чтобы хорошенько выпячивались развитые грудь и бедра, Кирка вздернула нос и сказала с непререкаемой логикой – Ты же сам видел, как я превратила Его в свинью…
- Еврилоха в Свинью?! А зачем? Сейчас же преврати его назад!
- Как скажешь, дорогой, назад, так назад… только давай Его самого спросим, хочет ли он опять в человека превращаться? Ему неплохо жилось все это время… свинарник у меня теплый, желудей много…
Волшебница хлопнула в ладоши, и на пороге явился Еврилох. Вид у него был самый свинский. В прямом смысле слова это был матерый, хорошо упитанный и лоснящийся от жира хряк. Пятак его расплывался в улыбке, переваливаясь на коротких ножках, волоча пузо по паркету, он приблизился к Кирке и нежно хрюкая, чмокнул ее в колено. – Ты хочешь опять превратиться в Настоящего Человека?- спросила Кирка.
- Да Вы шо, тетя, такое говорите? Шо, я скаженный, чи шо? Дурных немае… приключениев на свою сраку искать…дудки! Нам и в хлеву хорошо. Теплую заправку выдают аккуратно, раз… говна полно, два… свинок огуливай хоть по пять раз в день, три… дюже много у нас этого добра, и все свинки таки гарные, форсистые, игривые, черненькие як вишенки… дюже ласковы до дядьки Еврилоха…
- О! Еврилох! Очнись! Опомятайся друже… Неужто ты утопил в навозе не только меч, но и совесть?! Вспомни родную сторонушку, кривые березки, жену, детей, селедку с лучком, гороховый суп с рулькой…
- “С рулькой? “– переспросил Еврилох, - Это отвратительно, как свиноедство! А меч можешь забрать себе – нам свиньям, мечи не треба, и вообще – “Свинья- Греку, не товарищ!”
Одиссей плюнул и ушел. Ругаться с бывшим другом, а теперь обычной, банальной домашней свиньей, было занятие бесполезное.
« Настоящее уныло, что прошло, то стало мило…» – находясь на родном острове Итаке, Одиссей только смеялся, вспоминая нашедшего свое земное счастье Еврилоха. Но Кирка, волшебница Кирка всегда оставалась рядом, засела сладкой занозой, где-то возле сердца и не отпускала. Не забывалась, гадина, прекрасная, ясная, светлоокая, крутопопая, круглощекая, золотоволосая, прямоносая, толстогубая, белокожая, бесстыжая, косоглазая, ясноглазая, прямодушная, грешная, ведьма кромешная, подруга сердешная… Не уходила как все другие ведьмы во тьму, в Тартар, а была рядом. Одиссей даже сейчас боялся оглянуться, – вдруг там окажется бедовая Кирка? Боялся свистнуть лишний раз – вдруг на свисток, непутевая, прибежит?!
Как он тогда смылся с острова Зари, убежал, не попрощавшись с любимой женщиной, Одиссей и сам не помнил. Вмешались, Боги и попросили волшебницу Кирку отпустить греческого героя на историческую Родину. Кирка, скрежеща зубами, согласилась, но выторговала для себя - Одно условие. Что это было за Роковое, таинственное условие, речь впереди…
Всю жизнь, Одиссей жил с ощущением, что он человек Судьбы. Он никогда и никому не говорил об этом, но твердо знал – его Судьба всегда рядом, всегда вместе с ним. Судьба не оставляла его даже когда он оступался, падал, совершал самые отвратительные поступки. Она только становилась меньше и от стыда за него съеживалась и краснела. Одиссей любил свою судьбу, и как бы тяжело ему не было, всегда тужился совершать именно хорошие поступки – при этом Судьба довольно хлопала в ладоши и благосклонно улыбалась. Одиссей старался не роптать, когда его загоняли в угол, толкли в ступе, зверски обижали и даже предавали, он терпел, терпел, терпел. Теперь, он не знал, что ему делать. Все вроде было хорошо – он живым и невредимым, вернулся домой, добыл себе опять царство, жену, сына, но Судьбы он больше не видел, не ощущал ее рядом – она исчезла, растворилась без осадка как ложка соли. Его личная Героическая Судьба стала теперь, как хорошая, без мух, котлета. Судьба отдельно – Одиссей отдельно. Это было также странно и непривычно, как если бы от него вдруг отделилась нога, и пошла гулять. Чувства бывают мелкими, бывают глубокими. Ощущение потери собственной судьбы было глубокое чувство, – Одиссей не знал, как ему теперь геройствовать дальше…
Одно он знал твердо – с Итаки он больше ни куда. Хоть кол на голове теши, он и пальцем не пошевелит. Теперь и навсегда, он крепко вцепился в родную каменистую землю – никогда, никогда, никогда он больше не ступит на шаткую палубу боевого корабля, никогда даже не взглянет на чужую смазливую бабенку. Он хотел быть Хозяином Земли Греческой – честно сажать репу, лук, чеснок, такие серьезные овощи как баклажан, кабачок, фасоль, горох, редьку и конечно огурцы. Он хотел пахать, поливать и пропалывать. Он хотел собирать стабильно высокие урожаи и давить спелый виноград. Он хотел, чтобы у него были самые удоистые коровы, мясистые быки, нагульные свиньи и тонкорунные бараны. Быть обычным крестьянином не так уж и плохо. – « Я буду возделывать свой сад, и пущай будет то, что будет…» - думал Одиссей.
Хотеть то он хотел, да кто же ему даст? В одну из ненастных зимних ночей, когда особенно тоскливо и печально воет с гор ветер, домочадцы, нахохлившись, сидели вокруг очага и красными от дыма глазами смотрели на красные угли. Все молчали, потому, как говорить было не о чем. О чем обычно талдычат крестьяне? Так, о всякой ерунде – у кого картошка крупная, у кого мелкая, - будут в лесу, грибы али нет? в этом году помрет дед Афиногений, или в следующем? какая мода нынче в городе? завезут купцы соли или нет… - о ерунде говорить не хотелось, а все крупное было давно переговорено. Молчали. Сумерничали. Скромно макали хлеб в простоквашу.
Вдруг снаружи крики донеслись. – « Давай! Давай!!! « - кричали молодые грубые голоса. – Что, давай? – подумал про себя Одиссей, и первый раз в жизни испугался.
- Эй! Хозяева! Отчиняй амбар! Мяса, Вина, Хлеба! Живо… а то хату спалим! – просто и ясно требовали разбойники.
Одиссей посмотрел в щелку. Впереди стоял огромный белокурый детина с яркогорящим смольем в руке и копьем наперевес. Что-то он вдруг зримо напомнил Одиссею, а вот что? Что?
- Нетути у нас ничего! Все сами поели! Люби нас – ходи мимо… - крикнул нарочно надтреснутым голосом Одиссей и натянул свой огромный боевой лук. Рядом стоял, весь точно отлитый из бронзы, сын Телемах и вооруженные до зубов домочадцы.
Стрела, пущенная умелой рукой Одиссея, вонзилась в шлем детины, и, визжа, отскочила в кусты. – Клянусь Зевсом! Хороший выстрел! – весело крикнул красавец. - А ну, ребята, ату их! Не хотят добром делиться, силой заставим! не таким рога обламывали,… закоптим свининку!!! – и бросил факел в сноп сена.
Одиссей по опыту знал, что за этим последует. Сам не раз и не два так поступал. Что для голодного солдата зажиточный крестьянин? Так, даровая кадушка- кормушка, возможность во всю попродовольствоваться сыром. « На то и солдат в поле, чтоб хозяин не дремал!» - гласила древняя ахейская поговорка. Сейчас детина подожжет хлев, замычат безумными голосами животные, и крестьяне с жалобными воплями выпрыгнут из дома. Хошь, вяжи их, хошь, убивай… всегда так было и сейчас будет.
- Не выходи, Одиссей… - тихо сказала Пенелопа. – Скоро прибегут на помощь горожане… они видят огонь, слышат крики… они не дадут нас в обиду…
- Они не прибегут Пенелопа, и ты сама знаешь почему… Они придут завтра посмотреть на наши тела и воздать молитвы Богам… они будут считать, что Боги отомстили … живой Одиссей им теперь не нужен…
- Мы все погибнем?
- Нет, Пенелопа! Я выйду и отгоню их как стадо баранов… не бойся, я справлюсь… Что мне эта кучка разбойников, когда я один дрался против Гектора?! Я сражался со Сциллой и Харибдой?! Я выбил глаз Циклопу Полифему, и десять лет воевал со свирепыми троянцами! Я справлюсь, Пенелопа…
- Одиссей, прикрывшись щитом, вышел. Разбойники не ожидали, что из дома выползет страшный, похожий на башню, седобородый воин в древнем ахейском шлеме и с огромным боевым топором в руке. Они попятились. Они думали так, пошутить… а тут игра плохая вышла. Кое-кто сразу заскучал и подумал, что неплохо и в кусты рвануть. Все, кроме красавца белокурого с копьем струсили. Все, но не Он.
- Он, примериваясь, посмотрел на Одиссея, высморкался в песок, и вдруг оттолкнувшись пятками от земли сделал сальто назад. При этом он не выпустил копье из рук, а напротив, успел ткнуть им в сторону противника.
- Одиссей от неожиданности крякнул и одобрительно почесал бороду. Чем-то ему нравился этот парень, кого-то напоминал, но вот кого? Кого?! Время на раздумья не оставалось. Одиссей взревел, и изо всех сил замахнулся топором. Это был его любимый, самый надежный боевой прием. От него не было защиты. Противнику оставалось либо падать убитому оземь, или, сверкая пятками убегать.
- Одиссей замахнулся и … вспомнил. Перед ним стоял сын волшебницы Кирки. Те же глаза, волосы, стать… Та же дерзость и нахальство… красота одним словом Киркина, а сущность мужская… это ее сын! сын…Это мой Сын!!! – пронеслось вдруг в голове Одиссея, и топор-убийца в его руках замедлил движение, стал вянуть, превращаться в легкий прутик, как будто розог он хотел надавать непокорному вихрастому мальчишке…
- Сын волшебницы Кирки и царя Итаки, героя Одиссея, красавец Телегон, не упустил свой шанс завалить седобородого, такого грозного с виду война. Издав оглушительный боевой клич, он с размаха воткнул в грудь копье. Наконечник копья был сделан из костяного шипа меч-рыбы, и легко, не чувствуя никакой преграды прошел насквозь и воткнулся в землю.
- Так умер герой Одиссей.
- Так умер отец Телегона царь Одиссей.
- Закончилось то, что должно было закончиться. Началось то, что должно было начаться…