Весна 1637 года выдалась отменно солнечной. Люди оттаивали после бесконечной зимы с ее лютыми морозами, снегами и метелями, что по крыши заносили дымные курные избы. За зиму все немного одичали, попробуй, посиди при лучине с октября по апрель, зарывшись как в сугроб в теплую овчину или лисье одеяло. Хмельная весна ударила в голову крепче медовухи. Видать, от того и случилось на Москве невиданное досель непотребство…
На Бронной слободе, в переулке, носившем в старину несколько жутковатое название – Старые Палачи (в наши дни Палашевский переулок), где компактно располагался ограниченный контингент иностранных наемников, случился неистовый крик.
Подняла визг молодая дебелая баба, верная супруга стрелецкого десятника Томилы Сенника. Баба сеяла горох, ядреную репу и горькую редьку в густо унавоженные парные гряды и сквозь немалую дыру в заборе первой углядела преступление.
В соседней избе, где жили нехристи и еретики, иностранные немцы, вдруг раздался визг, похожая на грубый песий взлай, ругань, и грохот выбиваемой двери. На расписное крыльцо вывалился знакомый немецкий рейтар, сержант иноземного полка Петр Фальк и крепко пересчитав лбом ступени, вскочил на ноги. За ним, непотребно ругаясь и грозя кулаком, выбежал второй знакомец, - красавец сержант Григорий Томас Грельс.
Мужчины выхватили огромные страшные шпаги, встали напротив друг друга в позитуру и принялись тыкать шпагами во все стороны, да так, что синие искры снопом летели.
- « Караул! Грабят!!!» - заполошно вскричала баба, но мужчины продолжали, ярясь и подпрыгивая, - «шурмовать» (фехтовать) не обращая внимания на испуганную, статную и пригожую соседку. Внезапно Григорий Грельс сделал особо удачный выпад и насквозь проткнул Петру Фальку руку. Голая, обнаженная шпага, как вертел из порося, вышла из могучего плеча Фалька. Кровь брызнула в горячую московскую пыль. Петр пошатнулся, сказал - « У-у-у-у ШАЙЗЕ!!!» и бросил в лицо Грельса свою широкополую шляпу с пучком нарядных черных петушиных перьев. Григорий отпрянул. В это время Фальк сделал коварный выпад и с хрустом вогнал свою, нарядную, с витым перекрестьем и глубокой резной чашкой эфеса злодейскую шпагу прямо в горло несчастному Грельсу.
Красавец-сержант, как подрубленный клен упал в молодую крапиву.
- « Зарезал! До смерти зарезал, ирод!!!» - отчаянно вскричала баба и бросилась на улицу созывать народ.
Праздный, гулявый московский люд и без того давно с явным, нескрываемым любопытством наблюдал происшествие.
Убийство в те лихие времена было делом скорее привычным, но явно не такое. Обычно, злые ночные тати били добрых прохожих людей гирькой на цепке, резали засапожным ножом, шибали в лоб нестерпимым пудовым кулаком. Изредка стреляли из фитильной пищали или колесной пистоли. Молодые ребята дрались в дубовых рощах на дубинах-ослопах, но это так, больше из удальства, от избытка природных сил, до смерти не доходило…
В мирное спокойное время, в ясный, весенний Божий день, прилюдно резать и тыкать острым боевым оружием друг в дружку, было в диковинку. Московиты такого зрелища еще не видывали.
На всякий случай послали гонца в Иноземный приказ, что ведал службой и судом всех иностранных наемников. Примчался на взмыленной лошади приказный пристав и велел вязать немца Петра Фалька, который впрочем, печально стоял над трупом и даже не пытался бежать с места преступления. Убитого Грельса положили на телегу и тронулись вдаль, провожаемые толпой зевак, в приказ, к самому Начальнику, светлому князю Ивану Борисовичу Черкасскому.
Перво-наперво, светлый князь велел ученому дьяку снять у свидетелей убийства «расспросные речи». Затем, с помощью толмача-переводчика зафиксировал на бумаге показания самого виновного. К досаде Начальника приказа дело выходило зело сбивчивым, явно не простым и доселе невиданным. Сержант Петр Фальк утверждал, что не убивал злодейским образом своего земляка, сослуживца и бывшего друга Григория Томаса Грельса, а благородно дрался с ним на «дуэли». Начальник пришел в недоумение – такого понятия как «дуэль» в русском уголовном праве просто не существовало. Конечно, и раньше случались поединки из-за обиды между дворянами и даже бои с применением оружия, но до убийства редко доходило. Главным было то, что бились противники в присутствии княжеского Пристава, честных выборных горожан и священника из ближней к ристалищу церкви. Поединок считался Божьим Судом. Поверженный в бою всегда назначался виноватым и выплачивал в царскую казну особую пеню. Ежели поверженный невзначай помирал, то пеню выплачивали его ближайшие родственники. Выходило честно, благообразно, внятно.
В случае с убийством сержанта Грельса явно проглядывала досадная загогулина. Почему поединок состоялся без пригляда и особого дозволения? Отчего бились на казенных шпагах? Зачем смущали непотребным криком обывателей слободы? За что дрались до смерти? Кто являлся зачинщиком убийства? Почему сержант Грельс шурмовал (фехтовал) не приватно, а находясь на царской службе? Как он, хоть и нездешний лютеранин, вообще смел помереть без христианского покаяния?
Все эти вопросы требовали немедленных правдивых ответов.
Сержанта Петра Фалька раздели, сорвали шляпу с нарядными перьями, шелковую сорочку, бархатные штаны, шитую золотом перевязь, накинули на голое тело рваный, грязный мешок и вздернули на дыбу.
Висеть в застенке на дыбе в те времена было делом обычным. Следовало очень быстро и внятно отвечать на вопросы, что Фальк, неистово вопя и рыдая от боли, сделал. Все может быть, кончилось для него не так плохо – все-таки иностранец, законов наших, русских не ведает. Прогнали бы с честной царской службы назад в поганую неметчину, забыли напрочь, и дело с концом, но…
Происшествием заинтересовался сам Великий Государь Михаил Федорович. Это был первый русский царь из династии бояр Романовых. Царь был молод, богобоязнен, чадолюбив, не злоблив, задумчив и тих. Во всем слушался своего отца земного и небесного патриарха Филарета.
Велено было везти допросные листы в Кремль и подробно «читать» царю.
Царь ничего не понял. Выходило нелепо и глупо. Немцы, оказывается, добровольно лишили друг друга бесценного дара жизни и навеки низверглись прямо в ад кромешный, всего лишь из-за какой-то дряни – пустого неосторожного слова, греховной гордыни, самолюбия, высокомерия и прочей бесовской гадости. Следовало еще раз все обстоятельно проверить.
Несчастного Петра Фалька опять подвесили на дыбу. Первым делом спросили с пристрастием – « А не пьяны ли вы были?» Проще всего было объявить Царю, что, дескать, подрались глупые немцы спьяну. Лыка не вязали, с того и тыкались до смерти на шпагах.
Однако Фальк эту хорошую, правдивую версию упрямо отрицал и продолжал кричать, что дрались они с сержантом Грельсом на дуэли, как все честные, благородные дворяне в Европе давно делают. Что ничего кроме ржаного кислого кваса не пили и дрались по правилам. Что он готов искупить вину перед русским царем и берется служить год без всякого жалования и продуктового довольствия. Готов отдать жизнь за царя и даже никогда более не шурмовать на дуэлях. Он, дескать, полностью раскаялся в своем неумышленном, негодном проступке.
Может и простил бы его всемилостливеший Великий Государь, но…
На порог Иноземного приказа внезапно явилась заплаканная баба, супруга стрелецкого десятника Томилы Сенника и сказала ябеду на Фалька. Ценное сведение, что принесла баба, содержало в себе весьма серьезную неопровержимую улику. Оказывается, баба сама видела и слышала, как обвиняемый Петр Фальк взял взаймы у тогда еще живого Григория Грельса два рубля (2р!), а вот отдал, или нет, этого она знать не знает, ведать не ведает…
ДВА РУБЛЯ! – в те скромные времена была сумма огромная. На два рубля новую избу можно было срубить или стадо свиней купить али жеребца арабского, чистокровного из кызылбашских степей. И за меньшее, людей до смерти убивали.
Бедолагу Фалька в третий раз подвесили и выпытали всю правду.
Оказывается сержант Фальк, действительно взял в долг у Григория Грельса два рубля, а отдать вовремя забыл. Притомился на царской службе и забыл напрочь. Грельс стал грубо требовать, ежедневно навязчиво настаивать, ругаться в нестерпимых для дворянской чести выражениях. Вспыхнула ссора, и Грельс вызвал Фалька на дуэль. Чем кончилось, всем известно.
Так царю и рассказали.
Государь повелел посадить немца Фалька в острог, а дело предать справедливому суду. Убийство из корысти наказывалось строго. Хорошо если просто повесят или голову отрубят, бывало, за такие дела и на кол сажали.
Несчастный должник и «Невольник чести» просидел в тюрьме с 1637 по 1642 год и скончался, так и не дождавшись полного судебного разбирательства по своему делу.
Так закончилась история самой первой дуэли по европейскому образцу на еще очень далекой от западных веяний русской земле.